Художественная жизнь в годы Первой мировой. Краткий обзор.

10 н о я б р я 2014

Вы никогда не задумывались, каким было бы сегодняшнее искусство, если бы 20-й век был относительно мирным и спокойным, ну, хотя бы как 19-й?
Или о том, что произошло с искусством за четыре года Первой мировой войны? А за четыре года Второй? И имеем ли мы верное представление
о путях развития искусства 20-го века?

ДОВОЕННОЕ ИСКУССТВО

Начало ХХ века ознаменовалось бурным развитием нового искусства и появлением  различных течений, ставших на многие годы основными направлениями в мировом искусстве. Не удивительно, что выставки нового искусства шокировали неподготовленную публику. Первые взрывы возмущения вызвали фовисты, выставив на Осеннем салоне в 1905 году свои яркие кричащие картины. Следующим  потрясением для художественного мира явилась посмертная выставка Сезанна в Париже в 1907 году, после которой творческий поиск многих художников стал более глубоким и осмысленным. Вскоре возник кубизм, получивший широкое распространение в Европе. Художники различных национальностей из разных стран стремились в Париж – столицу мирового искусства того времени. Многие из них позднее были объединены в так называемую «Парижскую школу».

Огромные усилия предпринимались художниками, чтобы новое искусство нашло своего зрителя. Путь от маленьких «выставок» в лавках торговцев картинами и уличных галереях до крупных международных экспозиций (Sonderbund в Кельне в 1912 году и Armory Show в Нью-Йорке в 1913 году) проделали художники – представители новых художественных течений. За 2 предшествующих войне года художники группы «Мост» организовали 25 выставок в городах Германии, а участники объединения «Синий всадник» провели 12 выставок в городах Германии, Венгрии, Скандинавии, чтобы сделать свое искусство более привычным для публики.

Необходимо отметить, что накануне войны художественная жизнь была поистине международной и межнациональной. Немецкие и бельгийские арт-дилеры продавали картины и устраивали выставки французских и русских художников. Интересы кубистов Пикассо и Брака представлял парижский арт-дилер Даниэль Канвейлер (Daniel Kahnweiler), немец по происхождению. Основными покупателями этих авторов также были немцы Вильгельм Уде (Wilhelm Uhde) и Генрих Тангаузер (Heinrich Thannhauser). Матисса покупали русские коллекционеры Щукин с Морозовым. Пикассо – американцы Гертруда и Лео Стайны.

Понимая, что новое искусство может пробить себе дорогу только общими усилиями,  европейский художественный мир перед войной был довольно сплоченным. Война положила конец этим интернациональным связям. Оказалась невозможна реализация таких грандиозных проектов как постановка Хуго Баллем (Hugo Ball) «Желтого звука» Кандинского в Мюнхенском камерном театре (Kammerspiele). Не состоялось издание второго альманах «Синего всадника», также как и запланированное Францем Марком издание Библии, иллюстрированное Кандинским, Кокошкой, Кубином, Хекелем, Клее и самим Марком. Франсису Пикабиа пришлось отказаться от постановки пьесы Гийома Аполлинера «В котором часу отходит поезд на Париж?» на музыку Альберто Савинио.

С началом войны мир изменился на «до» и «после». Если до 1-го августа 1914 года не существовало виз и можно было свободно пересекать границы, то теперь национальные границы возникли не только между европейскими государствами, но и между гражданами. Основоположники мюнхенского объединения «Синий всадник» Василий Кандинский и Алексей Явленский были объявлены подданными вражеского государства и спешно покинули Германию; немецкие художники Вильгельм Лембрук (Wilhelm Lehmbruck) и Отто Фрейндлих (Otto Freundlich) аналогичным образом были высланы из Франции; француженка Мари Лорансен, выйдя замуж за немца, была вынуждена бежать  с собственной родины.

НАЧАЛО

1 августа Германия объявила войну России. Согласно условиям Тройственного соглашения  Франция и Англия незамедлительно объявили войну Германии. Как ближайший сосед агрессора, первой готовилась принять удар германских войск Франция. На деле получилось иначе.

Первой вступила в кровопролитные бои маленькая нейтральная Бельгия, гордо отказавшаяся принять ультиматум Германии и беспрепятственно пропустить ее войска к границам Франции. Весь мир затаив дыхание две недели следил за героической обороной Льежа, за осадой фортов, державшихся и после отступления бельгийских войск к Антверпену, которые пали только после бомбардировок тяжелой германской артиллерии. Орудие, которое передвигалось с помощью 36 лошадей, внушало ужас не только колоссальной разрушительной силой и оглушительным шумом, но и своими огромными размерами.

Для германского командования Бельгия оказалась неприятным сюрпризом. Бельгийцы при отступлении взрывали мосты и железнодорожные тоннели, перерезали телефонные провода. Бельгийский король Альберт приказал открыть шлюзы, чтобы задержать продвижение германских войск. Население открыто выражало ненависть агрессору и по возможности вело партизанскую войну. Несмотря на упорное сопротивление бельгийцев, не воевавших с 1830 года и фактически не имевших боеспособной армии, силы были отнюдь не равны. Германские войска были «вынуждены» применить карательные меры – расстрелы заложников из числа мирных жителей, включая бургомистров и священников, которых считали подстрекателями, разрушение средневековых городов и сожжение библиотеки университета в Лувене (Leuven), который был основан в 1425 году, и где было собрано 230 тысяч томов, включая 750 средневековых манускриптов.

События в Бельгии настроили весь мир против Германии. О происходящем на ее территории ежедневно сообщали ведущие мировые газеты и журналы. Поскольку французское военное командование не допускало европейских и американских журналистов в зону боевых действий, все они с первых дней войны собрались в Брюсселе и оттуда наблюдали за событиями на полях сражений.

Обе воюющие стороны – и страны Антанты, и Германия с Австро-Венгрией – были уверены в своей быстрой победе, войну собирались закончить в четыре месяца. Германия планировала разбить Францию еще до завершения мобилизации в России. Франция жаждала реванша после франко-прусской войны 1870 года, чтобы вернуть аннексированный Эльзас. И французов, и бельгийцев охватили чувства национальной гордости и достоинства.

Высадку британских войск французы встретили с восторгом, по всему пути следования англичан встречали цветами, во всех деревнях и городках были накрыты столы с вином и едой. Так же встретили авангард французских войск в Эльзасе – с цветами и слезами на глазах. Народы союзных государств охватило национальное единство и чувство братского плеча.

Однако  ура-патриотические настроения у французов прошли достаточно быстро. Их наступательная стратегия не была принята во внимание германским командованием.  Настроенные на наступление, на маневрах французы никогда не окапывались, чтобы не запачкать свою замечательную форму цветов национального флага – синий мундир, красные штаны, белая рубаха.

На Восточном фронте обошлось без патриотической экзальтации. Тяжелые потери несла русская армия под командованием генерала Самсонова, которая должна была оттянуть на себя силы противника и сорвать наступление германцев на Западном фронте. Свою роль, несмотря на поражение,  она выполнила – германскому командованию пришлось всю войну держать войска на Восточном фронте, впрочем, как и в Бельгии,  и в Голландии.

С тяжелыми боями французы и англичане отступали, Париж готовился к осаде – у 80-ти мостов на подступах к французской столице и внутри нее дежурили саперные отряды, готовые взорвать даже Пон Нёф и Пон Александер. Вокруг Парижа строились оборонительные сооружения. В Булонском лесу паслись стада овец, а все мясники, булочники и зеленщики были взяты на учет. Весь транспорт, включая повозки, был реквизирован для нужд армии, и улицы заметно опустели. 2-го сентября правительство покинуло столицу и отправилось в Бордо. Управлять городом остался военный губернатор, в помощь которому были выделены начальник полиции и комендант, всего лишь 2 дня назад назначенный на эту должность.

Перелом в ходе боевых действий произошел благодаря смелости отчаявшегося французского командования, которое отважилось развернуть для решающей схватки свои отступающие войска, измотанные боями и многокилометровыми маршами, нащупав брешь во фланге противника. Решающей схваткой оказалась кровопролитная битва на Марне –  грандиозное артиллерийское сражение, которое состоялось 5-12 сентября 1914 года. Она не принесла французам победы, но остановила наступление германских войск. В ней участвовали 900 тыс. германских солдат и 1 080 тыс. солдат с французской стороны, включая 96 тыс. солдат британского экспедиционного корпуса. Протяженность полей сражения составила 250 км.

Часто говорят, что битву на Марне выиграли парижские таксисты. Для решающей битвы нужны были свежие силы – за несколько часов из Парижа необходимо было перебросить целую дивизию, только половина из которой успела бы добраться по тихоходной железной дороге. Военный губернатор Парижа генерал Галиени обратился к таксистам с призывом доставить прибывающие из тыла части к линии фронта. В назначенное время 300 автомобилей прибыли на сборный пункт, и за два рейса 6000 солдат пополнили ряды бойцов французской армии.

За свой успех в битве на Марне французы заплатили дорогой ценой  – 19 сентября жестокой бомбардировке подвергся Реймский собор, в котором короновались все французские короли, – несмотря на то, что еще 4 сентября Реймс был объявлен открытым городом. После окончания войны реставрация собора продолжалась более 50-ти лет.

Вскоре после Марнского сражения ход войны переменился – война стала «позиционной» и изменила представление многих рядовых ее участников о ценности человеческой жизни и чувстве собственного достоинства.

МОБИЛИЗАЦИЯ

В обстановке хаоса, несостоятельности правительства, угрозы поражения и наплыва патриотических чувств,  граждане свободолюбивой Франции поспешили на призывные пункты. Объявление о всеобщей мобилизации застало большинство художников на летних этюдах. Андре Дерен (André Derain) и Жорж Брак (Georges Braque),  находившиеся  вблизи Авиньона вместе с Пабло Пикассо, оставили свои семьи и отправились в Париж готовиться к мобилизации. Ушел на фронт и близкий друг Анри Матисса 35-летний Шарль Камуэн (Charles Camoin). Самому  Матиссу отказали в призыве на основании возраста и слабого сердца. Художнику  на тот момент было  44 года. Он дважды подавал на апелляцию, равно как и его ближайший друг 39-летний Альбер Марке (Albert Marquet), у которого также было слабое здоровье.

Не обошлось и без курьезных историй. 28-летний Андре Уттер (André Utter), в состоянии повышенного эмоционального подъема, накануне мобилизации отмечал свой уход на фронт с каждым встреченным им  в тот день художником. В результате таких бурных проводов он опоздал на призывной пункт и вынужден был ждать отправки на фронт еще несколько недель.  Любопытно, что прожив пять лет в гражданском браке с Сюзанной Валадон, которая была старше его на 21 год, перед уходом на фронт Уттер  срочно обвенчался со своей возлюбленной.

Иностранцы, проживавшие на момент начала войны в Париже, повели себя по-разному. Многие вернулись домой или отправились в нейтральные страны. Некоторые – в Лондон, как например, Жюль Паскин, опасавшийся, что французские власти вышлют его на родину за слишком тесные контакты с немецкой диаспорой. В октябре он отправился на корабле в Нью-Йорк, а затем на Кубу.  В Лондон также уехали японцы Леонар Фужита и Ричоро Кавашима (Riichirô Kawashima ). Голландец Пит Мондриан перед самой войной отправился из Парижа на родину проститься с умирающим отцом. Обратно в свою мастерскую он уже вернуться не смог.

Те, кто считал Францию своей второй родиной, записывались добровольцами в Иностранный легион, откликнувшись на призыв и личный пример швейцарского поэта Блеза Сандрара и итальянского писателя Риччото Канудо, записавшегося в гарибальдийский полк. Среди художников, воевавших в рядах Иностранного легиона, были чехи Франтишек Купка и Отто Гутфренд, русский Осип Цадкин, поляки Луи Маркусси и Моисей Кислинг – «король Монпарнаса».

Любопытно, что художники из Скандинавии, среди которых был друг Паскина норвежец Пер Крог, с детства виртуозно владеющие лыжами, записались в норвежский лыжный спасательный отряд и зимой 1915-16 годов вывозили на себе раненых в горных лесах в Вогезах. Отряд был расформирован после того, как были обучены французские лыжники.

Многим отказали в мобилизации по здоровью. Не взяли на фронт итальянского футуриста, примкнувшего в 1912 году к кубистам, Джино Северини, женатого на француженке, дочери знаменитого «короля поэтов» Поля Фора. Очень переживал отказ Амедео Модильяни, признанный «немощным», а Хаим Сутин, страдающий больным желудком, с первых дней войны участвовал в трудовом фронте – рыл окопы вокруг Парижа. Позже к нему присоединился Леонар Фужита, через Испанию вернувшийся в Париж. Одиночество и отверженность этим художникам скрасила настоящая крепкая дружба  –  Сутина в 1915 года познакомил с Модильяни Жак Липшиц. В то время Сутин был фактически бездомным – зарабатывал, разгружая товарные вагоны, а ночевал у скульптора Оскара Мещанинова. В 1918 году после начала обстрелов Парижа дальнобойными орудиями типа «Большой Берты»  Сутин и Модильяни с Фужитой с семьями по настоянию арт-дилера Леопольда Зборовски переехали на Лазурный берег в Кань-сюр-Мер.

Видимо в связи с тем,  что Испания не участвовала в войне, Пабло Пикассо, целиком поглощенный своим творчеством и личными проблемами, не испытывал к ней никакого интереса. Не успел он оправиться от смерти отца, как его постигли новые несчастья  –  вскоре умерла от туберкулеза его возлюбленная Ева Гуэль (Eva Gouel), а вслед за ней любимая собачка Фрика, к которой Пикассо был сильно привязан. Познакомившись в 1915 году с Жаном Кокто, он принял участие в работе над дягилевским балетом «Парад» и вместе с труппой отправился в Рим. Там он познакомился с русской балериной Ольгой Хохловой, которая стала его возлюбленной, а затем и женой. После не слишком теплого приема «Парада» в Париже (возмущенная публика приняла стук пишущей машинки в музыке Сати за пулеметную очередь) дягилевская труппа вместе с Пикассо и Хохловой в мае 1917 года отправилась на гастроли в Испанию.

Помимо гражданского долга, не последним мотивом взять оружие в руки или записаться в санитары оказалось чувство сопричастности великим событиям и невозможность пережить «унижение от отказа принять участие в самом большом приключении своего поколения». 21 июля 1915 года Гийом Аполлинер писал с фронта жене Франсиса Пикабиа – Габриэль Бюффе-Пикабиа: «Напрасно Франсис не идет на войну. Жаль, что он духовно и физически настроен не видеть самый прекрасный спектакль современности, тот, что дают на военном театре». Творческие личности особенно остро ощущали неповторимость, величие и масштаб происходящих событий.

ЖИЗНЬ ФРАНЦУЗСКИХ ХУДОЖНИКОВ В ТЫЛУ

По воспоминаниям очевидцев, с объявлением войны Париж быстро опустел, практически за одну ночь из города бесследно исчезли все иностранцы. Немецкая художественная диаспора в Париже была одной из самых больших, кафе, где обычно собирались немецкие художники, теперь были безлюдны. Кто-то поспешил сам вернуться на родину, а кто-то был официально выслан. Такой участи подверглись, в частности, немецкие арт-дилеры Даниэль Канвейлер и Вильгельм Уде. Они был депортированы, а их имущество конфисковано. Позднее это имущество было продано на серии  аукционов, состоявшихся в Париже в отеле Дрюо в 1921-23 годах. Многие художники были вынуждены сами выкупать на них свои работы, чтобы хоть как-то поддержать цены на рынке.

Так как  рухнули налаженные связи, многие художники остались совершенно без средств. Из-за отсутствия Канвейлера  сильно бедствовала молодая испанская пара – Жозетт и Хуан Грис, перебравшиеся из  Парижа в Кольюр.  О Грисах заботился Матисс, стараясь раздобыть денег на две семьи, что было совсем не просто. В совершенном отчаянии Матисс телеграфировал в Москву и 2-го ноября 1914 года получил ответ: «Невозможно послать московская биржа закрыта банк пуст и почта отказывается переводить деньги во Францию надеюсь послать когда связь восстановится дружески Сергей Щукин». Матиссу пришлось продать своего Гогена.

Не в состоянии оказать помощь Родине и согражданам непосредственно на фронте, семья Матиссов помогала, чем могла, посылая посылки на фронт друзьям-художникам  –  Амели вязала шерстяные перчатки и носки, дети рисовали. Посылки с продуктами направляли в лагеря военнопленных, в одном из которых находился брат Анри Матисса – Огюст.  Матисс передал одиннадцать своих гравюр фонду помощи, организованному Обществом узников войны. Художник  уже был достаточно известен, репродукции его работ «Женщина в шляпе» и «Портрет мадам Матисс» висели над койками совсем юных фронтовиков –  будущего писателя Луи Арагона и будущего философа-экзистенциалиста Андре Бретона.

Дом Матиссов в Исси стал местом встреч художников. Получивших «белый билет» французов среди них были единицы, в основном  компания состояла из иностранцев, бывали также и фронтовики, прибывшие в отпуск. Среди завсегдатаев были  Грис, Северини и их друг Пьер Реверди, мексиканец Диего Ривера, Андре Лот и будущий партнер Ле Корбюзье – Амеде Озанфан. Матисс  и сам старался навещать молодых друзей и мог даже купить картину. Северини, которого не мобилизовали из-за слабых легких и который с трудом кормил жену и двух малышей (один из них умер в 1916 году), всю жизнь был благодарен  Матиссу, появившемуся в его мастерской  в день оплаты за квартиру и за наличные купившему у него картину.

ВСЕ ДЛЯ ФРОНТА, ВСЕ ДЛЯ ПОБЕДЫ

Некоторые художники «сражались» на домашнем фронте, добровольно предоставив себя в распоряжение средств национальной пропаганды – Владимир Маяковский в Москве, Рауль Дюфи в Гавре, Макс Либерман в Берлине, Карло Карра в Милане.

Рауль Дюфи. Конец Великой войны. 1915

В России самым ярким, простым и максимально понятным большинству населения средством пропаганды стали лубочные картинки. Тиражи лубков неизвестных художников в 1914-1916 годах были огромны. С первых дней войны пропагандистские листовки в стиле русского лубка выполняли и известные художники: Каземир Малевич, Илья Машков, Аристарх Лентулов, Давид Бурлюк. Остросатирические подписи к листовкам писал Владимир Маяковский, несколько листовок он выполнил и как художник. Всего было выполнено 23 листовки и около 40 почтовых открыток, которые были напечатаны в издательстве «Современный лубок» Г.Б. Городецкого. Несмотря на то, что деятельность по созданию лубков продолжалась только два месяца (август-сентябрь 1914 года), она является яркой страницей в истории русского авангарда военных лет.

Владимир Маяковский. Немцы! Сильны хоша вы… 1914

Казимир Малевич. Глядь, поглядь, уж близко Вислы… 1914

Сохранить жизни многих художников, используя их профессиональные навыки и таланты, удалось Люсьену-Виктору Гирану де Сцеволе (Lucien-Victor Guirand de Scévola). Он организовал подразделение по созданию камуфляжа для французской армии, в котором служили, в том числе, Андре Дюнуайе де Сегонзак (André Dunoyer de Segonzac), Роже де ла Френе (Roger de la Fresnaye), Жак Вийон (Jacques Villon),  Андре Маре (André Mare), Андре Фрайе (André  Fraye), Луи Маркусси (Louis Marcoussis) и Жан-Луи Форен (Jean-Louis Forain). Художники не только создавали эскизы маскировки для артиллерийских орудий, самолетов и другой техники, но  и  сами исполняли «роспись». Работы производились в  просторных мастерских в Нойоне (Noyon), Амьене (Amiens) и других городах в тылу. В 1917 году часть художников  этого подразделения отправилась в Италию в качестве консультантов для создания камуфляжного подразделения в итальянской армии.

Андре Фрай. Замаскированный мост. 1917

Леон Андервуд. Детали военного наблюдательного пункта, замаскированного под деревьями. 1916

С немецкой стороны велись аналогичные работы. В одном из писем в феврале 1916 года Франц Марк писал, что ему пришлось расписывать брезентовые покрытия в огромном бараке. Они были предназначены для того, чтобы сделать орудия незаметными для аэросъемки и распознавания с воздуха. Результаты работы Марка фотографировались с аэроплана для проверки результатов. «Интересно знать, как выглядит Кандинский с высоты 2000 метров. Девять брезентов демонстрируют эволюцию – от Моне до Кандинского!»

Немецкая каска. 1917

В Великобритании художник-маринист Норман Уилкинсон (Norman Wilkinson) и представитель британского авангардного течения вортицизма  (vorticism)  Эдвард Вадсворт (Edward Wadsworth) применяли ослепляющий камуфляж на военных судах. С помощью использования полос на бортах кораблей они изменяли визуальное восприятие их размеров и скорости движения. При участии Вадсворта камуфляжем было покрыто более 2000 кораблей.

В России художников также привлекали к созданию камуфляжа. Константин Коровин и Илья Машков преподавали в военных учебных заведениях основы цветомаскировки. Коровин также выезжал на Юго-Западный фронт для участия в создании защитных покрытий.

Кроме того, художники использовались  и «по прямому назначению». В ноябре 1916 года французское военное министерство совместно с секретариатом Академии художеств  приняли решение о направлении ряда художников на фронт с целью создания масштабных военно-исторических полотен.  Участниками миссии стали художники группы Наби – Феликс Валлотон, Морис Дени, Пьер Боннар, Эдуар Вюйар, Поль Серюзье. Всем им было уже около 50-ти, они вышли из призывного возраста и непосредственно не участвовали в военных операциях. В результате этой миссии были созданы работы, выставленные затем в Люксембурге. Их отличает созерцательный взгляд на места сражений и довольно унылый вид запечатленных руин. Критики называли в качестве причин несостоявшейся миссии отсутствие вовлеченности художников в ход военных действий, а также «скрытый» характер войны. Это была «война без людей» (no man’s land) – личный состав в окопах и траншеях, орудия покрыты камуфляжной тканью. Для эпических полотен просто не было натуры. Наиболее интересные работы создал Валлотон, у которого было особое отношение к военным событиям – он даже пытался записаться добровольцем на фронт, но получил отказ. Матисс,  также посетивший зону боевых действий, сразу понял, что его впечатления не имеют ничего общего с фронтовыми письмами Брака, и даже не стал делать натурных зарисовок.

В России с началом войны активизировалась и расширилась деятельность Трофейной комиссии при военно-походной канцелярии его императорского величества, созданная в 1911 году. В 1916 году была создана вторая Трофейная комиссия (Комиссия для сбора, переписи и хранения трофеев настоящей войны и увековечения ее в памяти потомства),  в 1917 году обе комиссии объединились в одну. Трофейные комиссии имели как штатных художников, так и привлекали к сотрудничеству профессионалов из действующей армии и находящихся в тылу. С февраля 1916 года по лето 1917 года Трофейные комиссии направили семь экспедиций – на Кавказский, Северо-Западный и Юго-Западный фронты. Кроме того, в 1915-1916 годах на фронте действовал Военно-художественный отряд Императорской главной квартиры, в него входили ученики Николая Самокиша из Императорской Академии художеств. Руководители Трофейных комиссий ставили перед своими художниками цель передать боевые действия и военные будни с документальной точностью. В работе Трофейных комиссий участвовали художники Григорий Шах, Георгий Верейский, Виктор Мазуровский, Василий Берингер и другие.

Похожая по своей деятельности организация имелась и в Германии. А в британской и австро-венгерской армиях были  даже официальные должности военных художников. Такими художниками были: Оскар Кокошка (Oscar Kokoschka), Пол и Джон Нэши (Paul and John Nash) , Виндам Льюис (Wyndam Lewis) и С.Р.В. Невинсон (C.R.W. Nevinson). В Великобритании «Официальное военное искусство» как организация появилось в 1916 году. Ее деятельность патронировалась Министерством информации, которое  учитывало рекомендации комитета, состоявшего из видных художественных и общественных деятелей.  Для поднятия патриотического духа народных масс этими организациями  регулярно устраивались выставки работ военных художников.

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ

В творческих биографиях многих художников военные годы практически оказались белыми пятнами.  В творческом наследии Андре Дерена известны работы начала 1910-х годов, а потом сразу уже 1920-х. В краткой биографии это не сильно бросается в глаза.  Как правило, в ней отмечаются только самые значимые творческие периоды и знаковые произведения.  В военные годы многим художникам просто было нечем и не на чем работать, не говоря уже о подавленном состоянии, не способствующем творчеству.  Размеры работ художников-фронтовиков  были достаточно маленькими, а из материалов наиболее доступными были бумага и чернила с углем. Оскар Кокошка рисовал цветными мелками, Отто Дикс – гуашью, Осип Цадкин и Франтишек Купка писали акварелью.  Для Фернана Леже самым трудным испытанием на фронте оказалось  отсутствие возможности полноценно работать – на передовой он на пнях раскладывал кусочки цветной коры, составляя кубистические композиции.

С началом войны в Париже прекратилось городское строительство, и Модильяни, считавший себя прежде всего скульптором, остался без камня и занялся живописью. Активно и плодотворно занимался живописью и Джино Северини, который почти всю войну провел в Париже. Лидер итальянских футуристов Томазо Маринетти, сам будучи на фронте и не имея возможности заниматься творчеством, призывал Северини «прожить войну визуально» и писать военные поезда, раненых солдат, клиники, госпитали, чтобы эти картины вдохновляли как друзей-художников, так и солдат-фронтовиков. Северини написал такие шедевры, как «Война», «Вооруженный поезд», «Поезд Красного креста». Свои работы он выставил в январе 1916 года в Париже на «Первой футуристической выставке военных картин и этюдов».