http://sergej-manit.livejournal.com/576550.html
Оригинал взят у
virginian в Фонд Барнса - судьба коллекцииНачало здесь:
Фонд Барнса или музей, о котором мало кто знает
Альберт Барнс и критики
Вокруг Барнса
Судьба коллекции Барнса не менее экзотична, чем история жизни самого Барнса.
Барнсу, как и любому коллекционеру, было небезразлично, что станет с коллекцией после его смерти. Даже мысль о том, что его картины
могут покинуть его родной Мерион и что кто-то другой будет развешивать картины по собственному разумению была для Барнса невыносимой.
Казалось бы, что может быть проще, составить завещание и учредить трастовый фонд, в котором его верные последователи будут скрупулезно
сохранять старые порядки. По этим порядкам коллекция будет оставаться закрытой для публики, разрешение на ознакомление с картинами будет
даваться только в исключительном случае, кучка студентов, изучающих искусство не в счет. Картины не могут участвовать в выставках,
запрещены цветные репродукции, остается закрытой история покупки картин и так далее.
Барнс отнесся к этому вопросу максимально серьезно, он слишком хорошо знал повадки филадельфийского истеблишмента и как работают "независимые" суды. Пример был перед его глазами. Его друг и известный адвокат Джон Джонсон завещал свою коллекцию городу с условием того, что все картины будут оставаться в его особняке. На коллекцию положили глаз кураторы и попечители филадельфийского художественного музея. В особняк зачастили пожарные, санитарные и прочие инспекторы. По их отчетам выходило, что здание только чудом еще не рухнуло, крыша течет и по комнатам бродит всяческая живность. Власти подали жалобу в "сиротский" суд, а там уже "независимый" судья принял нужное решение. Через несколько дней все картины забрали, а особняк сравняли с землей.
Барнс разработал безупречное, как он думал тогда, юридическое решение. После его смерти фондом должен был управлять специальный комитет, в которой входили его жена Лора Барнс, его верная помошница Виолетта де Мазиа и несколько других лиц, которым он доверял. По мере "естественной убыли" членов комитета освободишиеся места должны были заниматься представителями университета Линкольна, еще один оригинальный ход непредсказуемого Барнса. Университет Линкольна был "черным" университетом, готовящим миссионеров для Африки. В этом выборе заключался еще один вызов чопорному филадельфийскому обществу. Деятельность фонда регулировалась уставом, продуманном до мелочей. Фонд по прежнему должен был оставаться закрытым для широкой публики и доступ разрешался только для студентов, изучающих искусство, в основном из того же университета Линкольна. В принципе, в завещении предусматривалась возможность частичного открытия фонда на один-два дня в неделю, но опять-таки, в чисто образовательных целях. Барнс оставлял это на усмотрение комитета.
Отсчет нового времени для фонда начался 24 июля 1951-го года, в день смерти основателя фонда, неутомимого Альберта Барнса.
Упрямство и эксцентричность Барнса сыграли с ним злую шутку. Власти графства установили знак "Стоп" рядом с его поместьем. Барнс безуспешно протестовал и даже судился. Проиграв в суде, Барнс принципиально не останавливался на этом знаке.
24 июля 1951-го года Барнс, возврашаясь со своей фермы, в очередной раз проехал знак без остановки и столкнулся с тяжелым грузовиком. Барнса выбросило из машины и он погиб на месте, его любимая собака Фиделе долго никого не подпускала к его телу.
Паккард Барнса после столкновения
Атаки на фонд, закрытый для публики, начались еще при жизни Барнса, дирижировал всем личный враг Альберта Барнса, владелец влиятельной газеты The Philadelphia Inquirer Вальтер Анненберг. На карикатуре, изображающей "врагов и захватчиков" фонда Барнса, Анненберг крайний справа.
Вот он, враг номер один:
Трудно сказать, с чего началась вражда, но скорее всего поводом послужили уничижительные комментарии Барнса по поводу отца Вальтера, Мозеса Анненберга. Мозес Анненберг прославился во время газетных войн в Чикаго в начале века. Газеты боролись за распространение классическими чикагскими методами, газетные киоски конкурентов неожиданно сгорали, грузовики, доставляющие газеты оказывались в реке, часто вместе с водителями, пули летели во все стороны. Папаша Moзeс оказался очень умелым организатором этих войн и все конкурирующие газеты стремились привлечь его на свою сторону. В итоге победителем оказалась газета Чикаго Трибьюн, предложившая Мозесу больше всех. С тех пор дела Мозеса Анненберга сильно пошли в гору и он стал "владельцем заводов, газет, пароходов". Все бы ничего, но отец Вальтера решил пойти в политику, более того, он стал яростным критиком президента Рузвельта и его "Нового курса". Вертикаль власти в любой стране критиковать чревато, и США не исключение. Мозеса обвинили в неуплате налогов и отправили на три года в тюрьму, где он и умер.
Мозес (Моше) Анненберг
Через 7 месяцев после смерти Барнса газета Анненберга подала на фонд в суд, требуя открыть собрание Барнса для широкой публики. Этому предшествовала серия газетных статей, выставлявших фонд в неприглядном свете. Отчасти этому способствовали действия членов комитета, оказавшимися большими роялистами, чем король, покойный основатель фонда Альберт Барнс. Число разрешений на посещение фонда было сведено к минимуму, был введен запрет на посещение фонда детьми младше 12-ти лет, резко сократилось число студентов в образовательной программе. Хотя этот суд газета проиграла, она добилась сдвига в общественном мнении, и он был не в пользу фонда Барнса.
На несколько лет фонд получил передышку. Шедевры собрания Барнса по прежнему оставалась затворниками в Мерионе, как например эти картины Жюля Паскина:
Standing Girl in Blue Dress, 1914
Seated Figure (Jeune fille assise) 1914
Reclining Nude, 1920
Nude and Books
Nude, 1920
У Барнса были особые отношения с Паскином, ему посвящен отдельный зал в собрании фонда. Судьба художника была трагичной. Если Барнс после разгромной критики только закалился и в отместку закрыл свою коллекцию, то Паскин, расстроенный отрицательными отзывами о выставке 1930-го года в Нью Йорке, впал в депрессию и покончил жизнь самоубийством. Барнс был глубоко потрясен известием о смерти художника. Он прошел вместе с похоронной процессией до кладбища и там произнес очень проникновенную и эмоциональную речь.
После смерти Барнса фондом практически управляла Виолетта де Мазиа, маленькая хрупкая женщина, верная помошница Барнса, часто сопровождавшая его в европейских поездках.
В истории отношений Виолетты де Мазиа с Барнсом и его женой, Лорой Барнс остается много недосказанного, многие предполагают, что это был классический ménage à trois. В своей книге "Art Held Hostage" историк Джон Андерсон предполагает, что Барнс торопился поскорее приехать в Мерион чтобы встретиться именно с де Мазиа в тот роковой для него день.
Виолетта де Мазиа со студентами
Виолетта де Мазиа с Джорджией О’Киф
Никто не осмеливался возражать ей, двери галереи по прежнему были плотно закрыты для историков и искусствоведов, попасть в галерею удавалось лишь единицам. Не сушествовало каталога фонда, к тому же де Мазиа запрещала делать цветные репродукции. В основе такого решения было мнение Барнса, что цветные репродукции не могут передать оригинальные цвета и искажают впечатление от предмета искусства. Хотя техника полиграфии сильно улучшилась со времен Барнса, запрет оставался в силе вплоть до 90-ых годов.
Первым поворотным пунктом для фонда стал 1958 год, на этот раз в суд уже подал прокурор штата, требованое осталось прежним, открыть коллекцию для публики. Давление было настолько мощным, что фонду пришлось уступить, тем более, что ограниченный доступ в принципе предусматривался в завешании Барнса, но только два дня в неделю и только по предварительной записи, ограничивалось также число посетителей. Тем не менее, архивы фонда оставались закрытыми для исследователей, включая информацию о провена́нсе (фр. provenance) - истории создания и владения предметом искусства. В остальном фонд продолжал скрупулезно следовать правилам, установленным создателем фонда, в том числе запрету инвестировать средства в акции частных компаний.
Единственным финансовым интрументом, который признавал Барнс, были облигации государственных займов. В свое время Барнс удачно продал свою фирму и вложил все деньги в государственные бумаги незадолго до кризиса. Увы, то что работало в 1929-ом году, оказалось миной замедленного действия в 70-ых и 80-ых. Вызванная вьетнамской войной и нефтяным эмбарго инфляция уменьшила вложения фонда в несколько раз по сравнению с 1951-ым годом. В 1988-ом году умирает де Мазиа, последний "апостол" Барнса в фонде. Новым президентом становится Ричард Глэнтон, энергичный юрист, введенный университетом Линкольна в состав комитета.
Сказать, что деятельность Глэнтона на посту президента фонда была бурной, значит ничего не сказaть. Первым делом Глэнтон устроил прием в Мерионе. Мало того, что он нарушил строгие предписания, запрещающие подобные мероприятия, он еще и пригласил на него не кого иного, как Вальтера Анненберга, злейшего врага Барнса. Дальше-больше, наиболее актуальной к моменту вступления Глэнтона в должность была проблема финансов фонда. Глэнтон предложил простое и эффективное решение проблемы, продать часть картин. Как бы отрицательно не относилась к ограничительной политике фонда местная общественность, сама идея даже частичной распродажи коллекции фонда вызвала активные протесты во всех слоях общества, даже Анненберг был против. Когда предложение продать часть картин было снято, Глэнтон обратился в суд за разрешением нарушить другой пункт завещания Барнса, а именно, отправить картины в международное турне. Разрешение было получено и картины отправились в свое первое путешествие.
Немногочисленные протесты остались без внимания
Голые стены в залах Мериона, воля Барнса была грубо нарушена
Выставки картин из собрания Барнса с огромным успехом прошли в Париже, Токио, Торонто и Вашингтоне. Завершающей была выставка-презентация в филадельфийском художественном музее, сосредоточении тщеславия и некомпетенции, по определению Барнса. Турне несколько поправило финансовое положение фонда, и Глэнтон стал искать другие источники пополнения средств. Решение лежало на поверхности, поднять цены на билеты и увеличить посещаемость галереи.
Мерион стал принимать посетителей 6 дней в неделю, автобусы прибывали один за другим
Толпы туристов оставляли после себя кучи мусора, все протесты местных жителей оставались без внимания
Последней каплей стало решение Глэнтона постороить дополнительную парковку, чтобы увеличить число автобусов, привозящих туристов в Мерион.
Жители близлежащих домов подали на фонд в суд
Глэнтон, опытный юрист, расчитывал на легкую победу, но соседи Барнса оказались людьми богатыми и влиятельными, тяжба затянулась. Не добившись успеха, Глэнтон стал разыгрывать расовую карту, обвинив жителей в принадлежности к Ку-Клукс-Клану присовокупив для верности упоминание, что все это еще и происки КГБ. В результате процесс затянулся на годы, судебные издержки превысили 6 миллонов, съев всю прибыль, полученную от зарубежных турне. В итоге фонд проиграл и были установлены жесткие ограничения на посещение галереи. Посещение разрешалось два (точнее два с половиной) дня в неделю и число посетителей не должно было превышать 500 человек. К этому моменту эскапады Глэнтона были уже настолько у всех в печенках. что члены комитета почти единогласно проголосовали за его увольнение с поста президента.
Финансы фонда снова оказались в плачевном состоянии. Попытки привлечь средства от частных лиц и организаций заканчивались как правило неудачей, никто не хотел жертвовать деньги на закрытую организацию, которая по прежнему отказывалась допускать исследователей в свои архивы. Этим не замедлили воспользоваться крупные благотворительные фонды, целью которых был контроль за престижной коллекцией. Был образован консорциум, состоящий из Pew Charitable Trusts, the Annenberg Foundation и H. F. (“Gerry”) Lenfest’s foundation. Заправилой был все тот же Анненберг, ведь это было делом всей его жизни.
Консорциум предложил фонду 150 миллионов при условии, что в комитет фонда будет добавлены еще 10 мест и коллекция будет перемещена в центр Филадельфии. Увеличить число мест можно было только с согласия университета Линкольна, чтобы получить его, университету пообещали финансовую помощь в размере 50-ти миллионов. Чтобы окончательно убрать возможные сомнения в университет приехал прокурор штата и намекнул, что он может вплотную заняться финансовыми махинациями президента университета и его помощников. К тому времени университет отчаянно нуждался в деньгах и в конечном итоге согласился. Дальнейшее было делом техники. Новые члены комитета единодушно проголосовали за переезд и "сиротский" судья Стенли Отт дал зеленую улицу переезду коллекции в другое здание.
3-го июля 2011-го года Мерион закрыл свои двери.
Были и такие протесты
Новое здание фонда
Отголоски былых сражений все еще выплескиваются на улицы города
Как же отнестись ко всей этой истории с высоты прошедших лет?
С одной стороны, с фондом поступили более чем некрасиво, была нарушена воля его создателя и фонд оказался жертвой интриг и амбиций властей города и крупных благотворительных фондов. С другой стороны, картины оказались заложниками и были потеряны для нескольких поколений.
Можно ли было найти решение, которое бы устроило всех? Думаю, что вряд ли, слишком сильно все переплелось...
Ясно только одно, картины в этом не виноваты, они все так же прекрасны как и почти сто лет назад, когда они оказалась на стенах в залах Мериона благодаря неутомимому Альберту Барнсу.
Сезанн, Угол стола, 1895
Матисс, Фигура с букетом
Сезанн, Три яблока, 1878-1879
Домье, Les Ribaudes, 1849
Эль Греко, Явление Богородицы Святому Гиацинту, 1605 - 1610
Эль Греко, Благовещение,
Лукас Кранах Старший, Портрет герцога Саксонского, 1525
Ганс фон Кулмбах, Встреча Иоакима и Анны у Золотых ворот, 1510 - 1520
Алексей Гриценко, Город-крепость, 1921
Чем-то привлек Барнса этот украинский художник, в собрании находятся 7 его работ
Алексей Гриценко, Рыбацкие лодки, Крит, 1921
Сезанн, Цветы, 1896–1898
Анри Руссо, Семья 1890
Анри Руссо, Что едят кролики, 1908
Матисс, Голова девочки, 1917
Вильям Глакенс, At Mouquin's (популярный французский ресторан в Нью Йорке)
Мане, Женщина с голубями
Сезанн, Девочка с клеткой, 1988
Виолетта де Мазиа, Ожерелье из лодок, 1949
Напоминает Жизненную геометрию, работу известного русского фотографа
Гоген, Haere Pape, 1892
Ренуар, Portrait de Mademoiselle Marie Murer, 1877
Ренуар, Портрет молодой женщины, 1885
Ренуар, Портрет девушки в соломенной шляпке, 1866
Ренуар, Портрет молодой девушки в шляпке с розами, 1894
Ренуар, Портрет молодой девушки с розой, 1877
Ренуар, Голова девочки
Фонд Барнса или музей, о котором мало кто знает
Альберт Барнс и критики
Вокруг Барнса
Судьба коллекции Барнса не менее экзотична, чем история жизни самого Барнса.
Барнсу, как и любому коллекционеру, было небезразлично, что станет с коллекцией после его смерти. Даже мысль о том, что его картины
могут покинуть его родной Мерион и что кто-то другой будет развешивать картины по собственному разумению была для Барнса невыносимой.
Казалось бы, что может быть проще, составить завещание и учредить трастовый фонд, в котором его верные последователи будут скрупулезно
сохранять старые порядки. По этим порядкам коллекция будет оставаться закрытой для публики, разрешение на ознакомление с картинами будет
даваться только в исключительном случае, кучка студентов, изучающих искусство не в счет. Картины не могут участвовать в выставках,
запрещены цветные репродукции, остается закрытой история покупки картин и так далее.
Барнс отнесся к этому вопросу максимально серьезно, он слишком хорошо знал повадки филадельфийского истеблишмента и как работают "независимые" суды. Пример был перед его глазами. Его друг и известный адвокат Джон Джонсон завещал свою коллекцию городу с условием того, что все картины будут оставаться в его особняке. На коллекцию положили глаз кураторы и попечители филадельфийского художественного музея. В особняк зачастили пожарные, санитарные и прочие инспекторы. По их отчетам выходило, что здание только чудом еще не рухнуло, крыша течет и по комнатам бродит всяческая живность. Власти подали жалобу в "сиротский" суд, а там уже "независимый" судья принял нужное решение. Через несколько дней все картины забрали, а особняк сравняли с землей.
Барнс разработал безупречное, как он думал тогда, юридическое решение. После его смерти фондом должен был управлять специальный комитет, в которой входили его жена Лора Барнс, его верная помошница Виолетта де Мазиа и несколько других лиц, которым он доверял. По мере "естественной убыли" членов комитета освободишиеся места должны были заниматься представителями университета Линкольна, еще один оригинальный ход непредсказуемого Барнса. Университет Линкольна был "черным" университетом, готовящим миссионеров для Африки. В этом выборе заключался еще один вызов чопорному филадельфийскому обществу. Деятельность фонда регулировалась уставом, продуманном до мелочей. Фонд по прежнему должен был оставаться закрытым для широкой публики и доступ разрешался только для студентов, изучающих искусство, в основном из того же университета Линкольна. В принципе, в завещении предусматривалась возможность частичного открытия фонда на один-два дня в неделю, но опять-таки, в чисто образовательных целях. Барнс оставлял это на усмотрение комитета.
Отсчет нового времени для фонда начался 24 июля 1951-го года, в день смерти основателя фонда, неутомимого Альберта Барнса.
Упрямство и эксцентричность Барнса сыграли с ним злую шутку. Власти графства установили знак "Стоп" рядом с его поместьем. Барнс безуспешно протестовал и даже судился. Проиграв в суде, Барнс принципиально не останавливался на этом знаке.
24 июля 1951-го года Барнс, возврашаясь со своей фермы, в очередной раз проехал знак без остановки и столкнулся с тяжелым грузовиком. Барнса выбросило из машины и он погиб на месте, его любимая собака Фиделе долго никого не подпускала к его телу.
Паккард Барнса после столкновения
Атаки на фонд, закрытый для публики, начались еще при жизни Барнса, дирижировал всем личный враг Альберта Барнса, владелец влиятельной газеты The Philadelphia Inquirer Вальтер Анненберг. На карикатуре, изображающей "врагов и захватчиков" фонда Барнса, Анненберг крайний справа.
Вот он, враг номер один:
Трудно сказать, с чего началась вражда, но скорее всего поводом послужили уничижительные комментарии Барнса по поводу отца Вальтера, Мозеса Анненберга. Мозес Анненберг прославился во время газетных войн в Чикаго в начале века. Газеты боролись за распространение классическими чикагскими методами, газетные киоски конкурентов неожиданно сгорали, грузовики, доставляющие газеты оказывались в реке, часто вместе с водителями, пули летели во все стороны. Папаша Moзeс оказался очень умелым организатором этих войн и все конкурирующие газеты стремились привлечь его на свою сторону. В итоге победителем оказалась газета Чикаго Трибьюн, предложившая Мозесу больше всех. С тех пор дела Мозеса Анненберга сильно пошли в гору и он стал "владельцем заводов, газет, пароходов". Все бы ничего, но отец Вальтера решил пойти в политику, более того, он стал яростным критиком президента Рузвельта и его "Нового курса". Вертикаль власти в любой стране критиковать чревато, и США не исключение. Мозеса обвинили в неуплате налогов и отправили на три года в тюрьму, где он и умер.
Мозес (Моше) Анненберг
Через 7 месяцев после смерти Барнса газета Анненберга подала на фонд в суд, требуя открыть собрание Барнса для широкой публики. Этому предшествовала серия газетных статей, выставлявших фонд в неприглядном свете. Отчасти этому способствовали действия членов комитета, оказавшимися большими роялистами, чем король, покойный основатель фонда Альберт Барнс. Число разрешений на посещение фонда было сведено к минимуму, был введен запрет на посещение фонда детьми младше 12-ти лет, резко сократилось число студентов в образовательной программе. Хотя этот суд газета проиграла, она добилась сдвига в общественном мнении, и он был не в пользу фонда Барнса.
На несколько лет фонд получил передышку. Шедевры собрания Барнса по прежнему оставалась затворниками в Мерионе, как например эти картины Жюля Паскина:
Standing Girl in Blue Dress, 1914
Seated Figure (Jeune fille assise) 1914
Reclining Nude, 1920
Nude and Books
Nude, 1920
У Барнса были особые отношения с Паскином, ему посвящен отдельный зал в собрании фонда. Судьба художника была трагичной. Если Барнс после разгромной критики только закалился и в отместку закрыл свою коллекцию, то Паскин, расстроенный отрицательными отзывами о выставке 1930-го года в Нью Йорке, впал в депрессию и покончил жизнь самоубийством. Барнс был глубоко потрясен известием о смерти художника. Он прошел вместе с похоронной процессией до кладбища и там произнес очень проникновенную и эмоциональную речь.
После смерти Барнса фондом практически управляла Виолетта де Мазиа, маленькая хрупкая женщина, верная помошница Барнса, часто сопровождавшая его в европейских поездках.
В истории отношений Виолетты де Мазиа с Барнсом и его женой, Лорой Барнс остается много недосказанного, многие предполагают, что это был классический ménage à trois. В своей книге "Art Held Hostage" историк Джон Андерсон предполагает, что Барнс торопился поскорее приехать в Мерион чтобы встретиться именно с де Мазиа в тот роковой для него день.
Виолетта де Мазиа со студентами
Виолетта де Мазиа с Джорджией О’Киф
Никто не осмеливался возражать ей, двери галереи по прежнему были плотно закрыты для историков и искусствоведов, попасть в галерею удавалось лишь единицам. Не сушествовало каталога фонда, к тому же де Мазиа запрещала делать цветные репродукции. В основе такого решения было мнение Барнса, что цветные репродукции не могут передать оригинальные цвета и искажают впечатление от предмета искусства. Хотя техника полиграфии сильно улучшилась со времен Барнса, запрет оставался в силе вплоть до 90-ых годов.
Первым поворотным пунктом для фонда стал 1958 год, на этот раз в суд уже подал прокурор штата, требованое осталось прежним, открыть коллекцию для публики. Давление было настолько мощным, что фонду пришлось уступить, тем более, что ограниченный доступ в принципе предусматривался в завешании Барнса, но только два дня в неделю и только по предварительной записи, ограничивалось также число посетителей. Тем не менее, архивы фонда оставались закрытыми для исследователей, включая информацию о провена́нсе (фр. provenance) - истории создания и владения предметом искусства. В остальном фонд продолжал скрупулезно следовать правилам, установленным создателем фонда, в том числе запрету инвестировать средства в акции частных компаний.
Единственным финансовым интрументом, который признавал Барнс, были облигации государственных займов. В свое время Барнс удачно продал свою фирму и вложил все деньги в государственные бумаги незадолго до кризиса. Увы, то что работало в 1929-ом году, оказалось миной замедленного действия в 70-ых и 80-ых. Вызванная вьетнамской войной и нефтяным эмбарго инфляция уменьшила вложения фонда в несколько раз по сравнению с 1951-ым годом. В 1988-ом году умирает де Мазиа, последний "апостол" Барнса в фонде. Новым президентом становится Ричард Глэнтон, энергичный юрист, введенный университетом Линкольна в состав комитета.
Сказать, что деятельность Глэнтона на посту президента фонда была бурной, значит ничего не сказaть. Первым делом Глэнтон устроил прием в Мерионе. Мало того, что он нарушил строгие предписания, запрещающие подобные мероприятия, он еще и пригласил на него не кого иного, как Вальтера Анненберга, злейшего врага Барнса. Дальше-больше, наиболее актуальной к моменту вступления Глэнтона в должность была проблема финансов фонда. Глэнтон предложил простое и эффективное решение проблемы, продать часть картин. Как бы отрицательно не относилась к ограничительной политике фонда местная общественность, сама идея даже частичной распродажи коллекции фонда вызвала активные протесты во всех слоях общества, даже Анненберг был против. Когда предложение продать часть картин было снято, Глэнтон обратился в суд за разрешением нарушить другой пункт завещания Барнса, а именно, отправить картины в международное турне. Разрешение было получено и картины отправились в свое первое путешествие.
Немногочисленные протесты остались без внимания
Голые стены в залах Мериона, воля Барнса была грубо нарушена
Выставки картин из собрания Барнса с огромным успехом прошли в Париже, Токио, Торонто и Вашингтоне. Завершающей была выставка-презентация в филадельфийском художественном музее, сосредоточении тщеславия и некомпетенции, по определению Барнса. Турне несколько поправило финансовое положение фонда, и Глэнтон стал искать другие источники пополнения средств. Решение лежало на поверхности, поднять цены на билеты и увеличить посещаемость галереи.
Мерион стал принимать посетителей 6 дней в неделю, автобусы прибывали один за другим
Толпы туристов оставляли после себя кучи мусора, все протесты местных жителей оставались без внимания
Последней каплей стало решение Глэнтона постороить дополнительную парковку, чтобы увеличить число автобусов, привозящих туристов в Мерион.
Жители близлежащих домов подали на фонд в суд
Глэнтон, опытный юрист, расчитывал на легкую победу, но соседи Барнса оказались людьми богатыми и влиятельными, тяжба затянулась. Не добившись успеха, Глэнтон стал разыгрывать расовую карту, обвинив жителей в принадлежности к Ку-Клукс-Клану присовокупив для верности упоминание, что все это еще и происки КГБ. В результате процесс затянулся на годы, судебные издержки превысили 6 миллонов, съев всю прибыль, полученную от зарубежных турне. В итоге фонд проиграл и были установлены жесткие ограничения на посещение галереи. Посещение разрешалось два (точнее два с половиной) дня в неделю и число посетителей не должно было превышать 500 человек. К этому моменту эскапады Глэнтона были уже настолько у всех в печенках. что члены комитета почти единогласно проголосовали за его увольнение с поста президента.
Финансы фонда снова оказались в плачевном состоянии. Попытки привлечь средства от частных лиц и организаций заканчивались как правило неудачей, никто не хотел жертвовать деньги на закрытую организацию, которая по прежнему отказывалась допускать исследователей в свои архивы. Этим не замедлили воспользоваться крупные благотворительные фонды, целью которых был контроль за престижной коллекцией. Был образован консорциум, состоящий из Pew Charitable Trusts, the Annenberg Foundation и H. F. (“Gerry”) Lenfest’s foundation. Заправилой был все тот же Анненберг, ведь это было делом всей его жизни.
Консорциум предложил фонду 150 миллионов при условии, что в комитет фонда будет добавлены еще 10 мест и коллекция будет перемещена в центр Филадельфии. Увеличить число мест можно было только с согласия университета Линкольна, чтобы получить его, университету пообещали финансовую помощь в размере 50-ти миллионов. Чтобы окончательно убрать возможные сомнения в университет приехал прокурор штата и намекнул, что он может вплотную заняться финансовыми махинациями президента университета и его помощников. К тому времени университет отчаянно нуждался в деньгах и в конечном итоге согласился. Дальнейшее было делом техники. Новые члены комитета единодушно проголосовали за переезд и "сиротский" судья Стенли Отт дал зеленую улицу переезду коллекции в другое здание.
3-го июля 2011-го года Мерион закрыл свои двери.
Были и такие протесты
Новое здание фонда
Отголоски былых сражений все еще выплескиваются на улицы города
Как же отнестись ко всей этой истории с высоты прошедших лет?
С одной стороны, с фондом поступили более чем некрасиво, была нарушена воля его создателя и фонд оказался жертвой интриг и амбиций властей города и крупных благотворительных фондов. С другой стороны, картины оказались заложниками и были потеряны для нескольких поколений.
Можно ли было найти решение, которое бы устроило всех? Думаю, что вряд ли, слишком сильно все переплелось...
Ясно только одно, картины в этом не виноваты, они все так же прекрасны как и почти сто лет назад, когда они оказалась на стенах в залах Мериона благодаря неутомимому Альберту Барнсу.
Сезанн, Угол стола, 1895
Матисс, Фигура с букетом
Сезанн, Три яблока, 1878-1879
Домье, Les Ribaudes, 1849
Эль Греко, Явление Богородицы Святому Гиацинту, 1605 - 1610
Эль Греко, Благовещение,
Лукас Кранах Старший, Портрет герцога Саксонского, 1525
Ганс фон Кулмбах, Встреча Иоакима и Анны у Золотых ворот, 1510 - 1520
Алексей Гриценко, Город-крепость, 1921
Чем-то привлек Барнса этот украинский художник, в собрании находятся 7 его работ
Алексей Гриценко, Рыбацкие лодки, Крит, 1921
Сезанн, Цветы, 1896–1898
Анри Руссо, Семья 1890
Анри Руссо, Что едят кролики, 1908
Матисс, Голова девочки, 1917
Вильям Глакенс, At Mouquin's (популярный французский ресторан в Нью Йорке)
Мане, Женщина с голубями
Сезанн, Девочка с клеткой, 1988
Виолетта де Мазиа, Ожерелье из лодок, 1949
Напоминает Жизненную геометрию, работу известного русского фотографа
Гоген, Haere Pape, 1892
Ренуар, Portrait de Mademoiselle Marie Murer, 1877
Ренуар, Портрет молодой женщины, 1885
Ренуар, Портрет девушки в соломенной шляпке, 1866
Ренуар, Портрет молодой девушки в шляпке с розами, 1894
Ренуар, Портрет молодой девушки с розой, 1877
Ренуар, Голова девочки